Магия дружбы - Страница 24

В последние месяцы Ефима не пекла коврижек. Оно и к лучшему: Хон очень хорошо понимал, чье лицо она бы представляла на дне ступки. А печево наместниковой стряпухи и без орехов получилось замечательным.

Террибар тоже потянулся к плетенке.

– Люблю утро, – поделился он. – Неспешный завтрак, свежий воздух, солнце мягкое. Можно выпить две-три кружки отвара, не забивая голову никакими делами.

Хон учтиво угукнул, хотя прекрасно знал, что наместник не расстается с заботами о городе ни на вздох, даже во сне. Слишком серьезными были его обязательства, слишком многим не по душе недавнее назначение, и совсем уж без меры запущенным – Мошук, город, во главе которого встал Террибар.

Весь восточный Ортай знал, что приниматься за спасение города нужно было еще десять лет назад. Предыдущий наместник многие годы занимался сплошным вредительством и попустительством, при нем безнадежно захирело даже лозоплетение, которым в былые времена Мошук славился на весь Ортай. Люди слонялись без работы и грызлись между собой, город обрастал грязью и безнадежностью, многие семьями разъезжались по родственникам, оставшиеся не видели надежды на лучшее.

И кто же был в силах спасти Мошук от умирания, вернуть утраченное, наладить забытое, найти потерянное? Террибар? Вот этот сопляк, едва разменявший третий десяток? Выходец из южного Ортая, ничего не понимающий в лозоплетении?

И все-таки у него получалось. Понемногу, постепенно. Первые подвижки уже были видны: чистые улицы, налаженная торговля с соседними селениями, собственный мошукский птичник. С помощью городского мага вычистили плантации вербы от травы, разросшихся пеньков, долгоносика и мавок-визгляков. И, хотя все понимали, что сделать предстоит еще очень много, люди стали глядеть веселей.

У Террибара были замечательные помощники. Мудрые, зрелые, рассудительные – такие как Хон. Или вот такие, как городской маг, недавний выпускник Школы. Он был даже моложе Террибара, а в Мошук прибыл всего четыре месяца назад, однако сумел поставить себя так, что с ним и считались всерьез, и советовались охотно.

Почти все. Почти.

– Отвары гоняете, значит? – Легкий на помине, маг выглянул из-за полотняной шторки.

– Заходи, Оль, – махнул рукой наместник и подхватил со столика в углу еще одну глиняную чашку, – подсаживайся. У нас сегодня дивные коврижки!

Маг потер ладони и уселся за стол.

Был он невысокий, плотненький, с добродушным круглым лицом и светлыми волосами. С первого взгляда заподозрить в нем мага было решительно невозможно. Со второго, третьего и далее – тоже. Мошукский гласник походил на молочника, пекаря, сапожника – кого угодно, только не на мага.

Оль в самом деле происходил из семьи пекарей, был сыном незамужней женщины и заезжего молодца. То, что молодец был магом, стало понятно не скоро – только когда Оль подрос и стал проявлять не абы какие способности.

Достаточные, чтобы в двадцать лет окончить обучение и получить должность гласника – городского мага, назначенного Школой. И спокойно, обстоятельно, без всякой, упаси Божиня, злобы, показать окружающим, что место свое занял не зря.

Теперь Оля в Мошуке ценили, очень уважали и даже любили, пожалуй. Почти все.

– Как твои дела? – поинтересовался маг, обернувшись к старшине стражи. – Где пропадал-то? Как сам, как жена?

Ефима молодого мага на дух не выносила. Хон считал, что совершенно напрасно.

Оль ее тоже не терпел. Хон признавал, что не без причин.

– Ефима ушла от меня, – ровным голосом произнес он и с вдумчивым интересом стал изучать кусок ковриги. – И уехала из города. Навсегда.

Террибар смущенно прочистил горло. Он-то, в отличие от Оля, знал, где Хон был в последние дни. В кабаке, вот где. Не то чтобы напивался – сосредоточенно и мрачно поддерживал состояние среднего опьянения, ни с кем не говорил и подолгу изучал огонь в очаге.

– О как, – Оль тоже смутился на вздох, но все-таки не удержался, уточнил: – Так тебе сострадание выразить или поздравить?

Хон отправил в рот последний кусок ковриги.

– Еще не решил, – признался он. – Но в лоб зарядить за такие вопросы уже могу.

– Тогда считай, что я ничего и не спрашивал, – покладисто отозвался Оль, – а сразу поздравил тебя, от всей души прям.

Хон насупился, но промолчал. Террибар опустил голову.

Острый язык, непреложность суждений и всякие странные увлечения делали Ефиму не самым приятным из известных наместнику людей. Красивая, умная, образованная женщина, видная особа в Мошуке, она могла бы найти себе занятия полезные и почетные, но Ефима предпочитала копаться в замызганных манускриптах и проводить эксперименты с магией. Один из них привел к пожару, другой – к дыре в кровле, а после третьего в доме поселился невыводимый запах ночной фиалки. После чего, не дожидаясь новых подарков, Хон перевез лабораторию жены в один из пустующих городских складов.

А ведь Ефима могла бы участвовать в благотворительных приемах, способствовать установлению связей с другими городами и прочими нужными делами помогать Мошуку.

– Может, еще куриное дерьмо поразгребать на твоем птичьем дворе? – с очаровательной улыбкой спросила Ефима Террибара, когда наместник однажды заикнулся о чем-то таком.

Она никогда не была своей в Мошуке. Пять лет назад появилась ниоткуда – судя по имени, из-за моря, но наверняка не знал никто, даже Хон. А теперь вот и исчезла в никуда – то ли снова за море, то ли в иные сумрачные дали. По правде говоря, никому в Мошуке до этого дела не было, все только вздохнули с облегчением.

Все, кроме старшины городской стражи.