Магия дружбы - Страница 65

* * *

Они отправились в путь через два дня. Хотя все семейство искренне настаивало, чтобы маги задержались еще.

Но крикливый эльфенок поставил с ног на голову весь дом. Бивилка и Шадек надеялись, что на постоялом дворе в ближайшем городе им хотя бы удастся отоспаться за эти два дня. Да и пятки чесались – все решено, все обговорено, зачем затягивать?

Предстоящая дорога не походила на любую из завершенных, и оба мага ждали от нее удивительных и необычных событий. И наверняка хороших. Оба были радостно взбудоражены предстоящим отъездом, о котором раньше думали без всякого восторга – будто предстояло отправляться в путь в первый раз.

Гавель крепко обняла на прощанье обоих и даже всплакнула. Зеленоватая от недосыпа нянюшка вручила Бивилке увесистую торбу с пирогами и сушеными фруктами. Эррен добавил бутыль своей любимой вишневой наливки. Накануне он сполна рассчитался с магами, хотя тем брать деньги с человека, ставшего почти что другом, было неловко. Но швец дал понять, что отказов не примет.

Каль, не поднимая глаз, пожал руку Шадеку и засмущался чего-то перед Бивилкой. Неловко протянул маленькую деревянную шкатулку.

– Подарок? – ухмыльнулся Эррен.

– Я узнал, что твое начало – вода, – почти шепотом пробормотал паренек и поспешил спрятаться за спину эльфийки.

– Откуда? – изумилась Бивилка и почувствовала, как что-то легонько потянуло ее за куртку сзади, а один из пальцев свободной руки крепко сжала теплая ладошка. Магичка осторожно погладила ладошку и улыбнулась Калю. – Спасибо тебе.

– Да я что, – вспыхнул тот.

Стоя на пороге, семейство наблюдало, как маги выходят со двора, бодро протаптывая узкую тропинку в свежевыпавшем снегу.

– Заезжайте в гости как-нибудь! – крикнула вслед Гавель.

Бивилка и Шадек обернулись, закивали, помахали и направились в сторону конюшни, где уже должны были поджидать их лошадки.

– Девушка посвежела за это время, – заметил Эррен, провожая взглядом две удаляющиеся фигуры. – Я б даже сказал – расцвела. Что это на нее так повлияло, ваша прекрасная кормежка?

Гавель улыбнулась:

– Нет, это все Шадек. Они называют это магией дружбы.

Неизлечимый (год после выпуска)

Да, мы любим, чтобы все шло своим чередом, понятно и просто, без потрясений. Так ведь это Божиня создала нас такими. Если Божиня хотела, чтобы мы доверяли существам, отличным от нас, – отчего она не создала нас другими?
Хороший вопрос, на который у жрецов нет хорошего ответа

Все осталось таким же, как семь лет назад – и в то же время все изменилось.

Улица с серо-желтой пылью под ногами, беленые дома, дощатые заборы – вроде бы прежние, а вроде бы нет. Яблоня во дворе одноногого Аттама высохла, замерла над оградой нелепым костлявым изваянием. Огород неугомонной прежде Нулии наполовину зарос бурьяном, и только в придворовой части виднеются аккуратные грядки.

Другой воздух – горячий, недвижимый. Не лают собаки.

Все вокруг поблекшее, скрюченное. Как будто ставшее меньше. И наполовину неживое.

Чем дальше по улице – тем сильнее подгибаются ноги, чем ближе отчий дом – тем больше смущенная радость узнавания вытесняется неловкостью. Ослик чувствует ее тревогу, беспокойно мотает головой, норовит сорваться на бег.

Вот и родной двор за забором, и кажется, что он усох за прошедшие семь лет. Калитка все та же, деревянная, тяжелая, и все та же прорезь в заборе, куда можно сунуть руку, чтобы откинуть железный крюк.

Хорошо, что никто из соседей не попался навстречу.

Скрип, ужасно громкий в жаркой полуденной тиши. Шаг во двор.

Из будки не высовывается любопытная палевая морда Айда, спешащего посмотреть, кто там пришел. Да и будки никакой нет. Там, где раньше носился на длинной привязи поджарый остроухий пес, теперь сложена поленница. Мелкие ромашки больше не усеивают двор, вместо них разросся темный ковер спорыша. И уже нет низкой лавочки, на которой так хорошо было сидеть вечерами, глядя на звезды и вдыхая запах петуний из палисадника. Петуний тоже нет, вместо них торчат жесткие стебли иссопника.

Дом недавно побелили, и потемневшие ставни рядом с нарядными стенами выглядят нелепо и жалко. Низкий порожек все тот же, и та же сосновая дверь с громоздкой железной защелкой. Она открывается с пронзительным хриплым скрипом, бухает о стену, и из дома выходит светловолосая тонкая девушка в просторном платье. У нее милое личико с озабоченной морщинкой меж бровей, аккуратная длинная коса и маленькие руки с красными загрубевшими пальцами.

Девушка смотрит на гостью, всплескивает руками, радостно кричит что-то, развернувшись в глубь дома, а потом бежит навстречу по дорожке, чуть не сбивает с ног, и обнимает, и треплет за щеки, и кружит по двору, заливаясь радостным смехом:

– Уммушка, Умма приехала!

* * *

Магичку поселили в той самой комнате, которую в детстве они делили с сестрой. Ласса давно жила при муже, она покинула родной дом еще до отъезда Уммы. Комната почти не изменилась, только мебель еще больше рассохлась да половик совсем выцвел. И хатник Эннь больше не откликался на зов – все-таки совершил почти немыслимый для хатника поступок и, уговорив Умму отправиться в Школу, ушел в Даэли.

Встреча с родителями далась тяжело, хотя магичка старалась не подать виду. Оба заметно постарели, мать раздалась вширь, а отец, напротив, высох и сгорбился, оба обзавелись глубокими недовольными складками у рта, темными кругами под глазами и частой сединой в поредевших волосах. Оба держались с дочерью неловко, как с чужой, которую волей Божини приходится принимать и терпеть в своем доме.