Бивилка присела рядом, закрыла глаза. Выглядела она осунувшейся.
Шутка ли, что они здесь провернули! По-хорошему надо было привлечь еще мага три-четыре, да спокойно разобраться с каменюкой без всякой спешки. Но где найдешь еще магов?
Да и сами хороши. Соскучились по делу, вспылили от недоверия сельчан и начали показушничать. А теперь вот с ног чуть не падают.
Вокруг суетились люди, заглядывали через каменный «забор», всплескивали руками, переговаривались. Изнутри слышались два пронзительных женских голоса и один мужской, глухой и рычащий.
Потом через остатки глыбы изнутри перемахнул покрытый пылью долговязый мужчина с обтрепанной седой бородой. Его тут же окружили сельчане. Кто-то подал руки женщинам, все еще остававшимся внутри, помог вскарабкаться на преграду и перекатиться через нее наружу. Именно вскарабкаться и перекатиться: женщины были неповоротливые, толстые.
И знакомые.
При виде магов обе одинаково выпучили глаза, уперли руки в бока и стали надуваться как индюки.
– Ну надо же, – протянул ничуть не впечатленный Шадек, – героини спора о похудевшем платье! Ненаглядная, нам точно стоило их откапывать?
Девушка веселья друга явно не разделяла: так на корточках и попятилась, не спуская глаз с женщин. Зрелище было презабавное. Шадек рассмеялся.
– Вы! – наконец пропыхтелась старшая. – Мерзкие маги! Не вышло зарыть нас до срока, да? Поймал вас Агын?
Бивилка охнула. Шадек фыркнул.
– Ты что говоришь такое? – нахмурился Агын и тоже упер руки в бока.
Тетка не отступила – напротив, пригнув голову и сжав кулаки, поперла на орка:
– Это ж те самые маги, которых швец, гад трепливый, у себя привечает! А кто ж словно вилами кишки мне вымотал, если не он? Из-за чьего вранья лживого я глаз не смыкаю который день? И по чьему ж наказу эта каменюка на мой двор гакнулась, а?
– Кишки? Глаза? – переспросил Шадек.
– А ну цыц, баба! – Кожемяка, выпроставшись из кольца сельчан, подошел поближе. Вперил тяжелый взгляд в магов. Те на всякий случай поднялись. – Значит, вот оно как получается? Добрых людей обкрадывают посредь бела дня, потом еще обижают, а затем в каменной могиле хоронят заживо?
– Обкрадывают? – переспросила Бивилка. – Обижают?
– А кто отрез ткани припрятал? – повысил голос кожемяка. – А кто сказал, что донька моя разжирела и сама в платье не влазиет?
Жена и дочка, неубедительно спрятавшись за сухощавого главу семейства, громко сопели.
– Как подличать – так он может! – брызгая слюной, кричал кожемяка. – А как стали мы людям правду говорить про то, каков он есть, – так магов на подворье натравил! Чтоб до срока погрести нас да рты нам закрыть на веки вечные!
– Ага, – Шадек наконец уяснил для себя происходящее, шагнул вперед и поднял ладони. – Давайте не будем с вами опускаться до взаимных оскорблений, бесценный. Всех оскорблять буду я.
Маг переступил с ноги на ногу, вперил в семейство наглый взгляд светлых глаз и продолжил:
– Ваше семейство – гнусное сборище скандалистов, которое распускает мерзкие сплетни о хорошем человеке. А глыбу не мы на вас наколдовали. Мы вас вытащили из-под нее, хотя Божиня видит: если б знали, что за змеи под камнем сидят, ни за что б не стали его трогать! Правильно она на вас грохнулась: змеюкам под камнем самое место!
Бивилка дернула Шадека за рукав. Маг развернулся от притихшей толпы, взял девушку за руку и поволок за собой по улице. Сам не понял, куда, лишь бы побыстрее и подальше.
– Шадек! – раздался сзади окрик Агына, но парень ускорил шаг.
– Идиоты, – прошипел он себе под нос. – Мелочные гнусные идиоты.
Снег сыто хрупал под ногами. Проплывали мимо дома и заборчики. Гомон постепенно удалялся, становясь почти неразличимым.
– Зачем ты так? – с укоризной спросила Бивилка, когда Шадек наконец перестал скрипеть зубами.
– Ну а чего они? Чего они такие… мерзкие, а?
– Думаешь, после твоей отповеди они станут лучше?
Шадек кисло улыбнулся:
– Нет. Думаю, что если воля Божини привела меня в это селение, то жителям пришла пора платить за свои грехи. Я их всех на чистую воду выведу и всю правду в глаза вырежу, вот что!
– Зачем? – Бивилка даже не улыбнулась.
– Да ни за чем, – Шадек вздохнул. – Что ты серьезная такая? Противно мне, вот и все. Эррен и думать про ту бабу забыл, а она мало того что дура и сама неправа, так еще пыталась его ославить на весь поселок. Гадость!
Маги понемногу замедляли шаг: впереди уже видна была околица Фонка. Небо темнело. День прожит с толком, что тут скажешь!
Вдобавок ко всему прочему Шадека грызло чувство досады: как же он сам-то не сообразил накинуть на подворье щит! Как мог подвергнуть людей такой опасности!.. Ну, если совсем уж откровенно, то бдыщева матерь с теми людьми, лучше б их в самом деле завалило, – но честь маговская!
– Ты спасла им жизни, – сказал наконец Шадек и с силой пнул подвернувшийся ком снега. – Стоило оно того или нет, но спасла. Ни о чем не забыла. Обо всем позаботилась. Вот так и должен действовать настоящий маг: у него в любой вздох под контролем все до мелочи – даже то, что еще только должно случиться… Когда ты подумала про щит?
Бивилка помялась и неохотно признала:
– Только когда ты заорал.
Сразу разворачивать обратно и плутать по улицам Фонка маги не стали. Хотелось отдышаться от всего произошедшего перед тем, как искать путь к дому швеца из этой части села. А дома наверняка придется отвечать на вопросы, которыми Эррен и Гавель забросают героев дня.
Дошли до околицы. Ограда здесь была дощатой, глухой и низенькой, по грудь Шадеку – не чета солидному забору с массивными воротами, которым поселок встретил мага в западной части. Бивилка оперлась на оградку спиной, сунула в карманы покрасневшие руки, нахохлилась в своей мешковатой курточке. И куда делась та магичка, что сыпала искрами из глаз, звенела металлом в голосе и швырялась заклинаниями в каменную громадину? Шадек сложил на деревяшку локти, хмуро оглядел снежную равнину.